 |
Правила жизни Екатерина Ледяева
“ Я не чувствую свою жизнь, отдельно от той, что проживаю как актриса. Ты погружаешься в другого человека полностью, пусть на время – но ты становишься им. Это же так интересно. Ты можешь одновременно жить в разных эпохах и странах, характерах и судьбах. А они все в тебе живут. ” |
Я сама себя совершенно не знаю. И мне со мной трудно. Очень трудно. Чувствую все время какую-то внутреннюю борьбу. Как понять, как объяснить, что это? Чем больше думаю, тем тяжелее. Выживаю, когда отпускаю ситуацию, перестаю углубляться в нее.
Не помню, кто это сказал: «Найдите себе интересную работу, и вам никогда не придется работать». Я тоже так думаю. Я сама выбрала свою профессию, она мне интересна, я ее люблю и не чувствую: это я работаю, работаю... Я так живу.
Актриса и домохозяйка – две вещи несовместные. Прихожу домой с репетиции «Моего бедного Марата», мама спрашивает: «Ты сахар купила?» Какой сахар? Мой мужчина на фронт ушел!
Я не понимаю, как можно жить бытом? Иду по улице, у меня внутри музыка играет – в голове, а не в наушниках – я напеваю что-нибудь. Разве можно просто так в магазин за продуктами ходить?
Мы теперь должны считать, сколько часов продолжалась репетиция, сколько времени ты был занят, чтобы в бухгалтерии могли все это учесть при начислении зарплаты... А я не могу и не хочу биться за каждую копейку. Тем более, как тут подсчитать, если ты уходишь с репетиции, но все равно продолжаешь работать. То есть не работать-работать, а находиться внутри того материала, которым в этот период живешь.
Простого и открытого человека я определяю по глазам. И сразу становится легко и сама открываюсь навстречу.
В театре я – дома. Мне со всеми хорошо, начиная с вахтеров. Принято считать, что в театре не бывает подруг, что тут сплошная зависть и борьба. Глупости это. В нашем театре я такого не наблюдала. Я благодарна всем, кто мне помогал, когда я сюда пришла. А особенно – Владимиру Сергеевичу Мишанину – дружба с ним была для меня бесценной.
Григория Анисимовича Аредакова я считаю не только своим учителем, но товарищем, к которому могу прийти с любой своей проблемой, и он всегда поможет. Может, именно благодаря ему я чувствую себя в театре, как дома.
В институте все курили, а я – нет, и не думала даже, что когда-нибудь закурю. Нужно было курить в спектакле «Преступление и наказание» – тогда и начала. Теперь бросить не получается. Мне было очень интересно, что наша Соня Мармеладова совсем не похожа на ту, что мы в школе проходили, что в ней живет огромная сила, которая и позволяет убедить Раскольникова в необходимости признания и покаяния.
С восьми лет меня воспитывали бабушка с дедушкой. Я очень сильно тосковала по маме. Практически у меня не было родителей. То есть они были, жили где-то, но их не было рядом со мной. Мама приезжала, мы с ней виделись, но редко. Мне совершенно не с кем было поговорить, поделиться, посоветоваться. Я все держала в себе.
Я хорошо училась в школе. Но руку никогда не тянула. Все уроки выучу, всё знаю, спросят – отвечу на пятерку. А самой вызваться: можно я? – никогда. И в институте так же. Очень хотела работать всегда, но хватки не было. Роли выпрашивать? Нет. Бред какой-то. Мне кажется, мое от меня и так не уйдет.
Я много думаю о том, что такое любовь? Влюбляюсь чуть ли не каждый день, но проходит всё это очень быстро. А в настоящей любви есть что-то разрушительное. Когда спустя время возвращаешься к классическим романам, к «Анне Карениной» или Достоевскому, то понимаешь, что они не зря написаны, потому что история, которая когда-то казалась сочиненной, существует в реальности. Что, правда, так бывает, что весь мир сводится для тебя к одному человеку, все твои чувства и мысли – в нем одном. Ты без него не можешь. Это абсолютная зависимость: физическая, человеческая. Такая любовь не может жить. Тем более, когда она взаимна. Жить на этом пределе нельзя. Нельзя лезть на стену в буквальном смысле этого слова. Ты ведь реально лезешь на стену. Прямо лезешь. Или горло перехватывает и не отпускает. Ты не ешь, не пьешь, не спишь. До сумасшествия. В психушку запросто можно попасть. В романах это заканчивается смертью, в жизни – расставанием, которое длится годами.
А как жить с человеком, которого ты не любишь?.. Сейчас ведь как? Два раза встретились, ты еще ничего не чувствуешь, искры толком не промелькнуло, тебе человек просто нравится, а он уже зовет в постель. Отказываешь – и всё. А бывает другая любовь, кроме разрушительной?
Я не чувствую свою жизнь, отдельно от той, что проживаю как актриса. Я не думаю: вот это моя квартира, моя зарплата, мои роли, моя семья... Это всё вместе. Все те жизни, которые я проживаю на сцене. Ты же погружаешься в другого человека полностью, пусть на время – но ты становишься им. Это так интересно. Ты можешь одновременно жить в разных эпохах и странах, характерах и судьбах. А они все в тебе живут.
Про Бога я думаю то, что он есть.
Иногда человек спрашивает: Господи, за что мне это всё? А ты смотришь со стороны и думаешь: как, за что? Не понимаешь? Посмотри сам, как ты живешь, что ты делаешь? Тебе сделанное возвращается.
Я бы не хотела жить в девятнадцатом веке. Как вспомню Наташу Ростову: Соня, Соня, какая ночь! Девочка моя, да тебе просто делать нечего было. Всё за тебя другие делали. При такой жизни и поскучать можно. Да еще ходить к кринолинах – тесно, жарко. Тут вышел в майке и кроссовках – так хорошо! И никакое светское общество тебя ни за что такое не осудит.
В Советском Союзе плохо было, на мой взгляд. Но мне очень нравились те люди! Такие лица! Такой наивняк! Но такие открытые! Такие глаза! Как будто все знали, для чего живут, для чего нужно жить... А мы как будто не живем, а болтаемся: вкусно поесть, сладко поспать...
Мы сейчас постоянно разговариваем фразами из «Моего бедного Марата»: «Война кончилась безвозвратно. Ты жалеешь об этом?» Мне кажется, что на войне я жила бы в согласии с собой. Я бы понимала, что могу принести людям реальную пользу.
Мне нравится, что моя подружка, которая впервые пришла на спектакль «Пять вечеров», потом смотрела его раз семь. Я ее спрашиваю: «Ты на меня ходишь смотреть?» Она отвечает: «Да ты что?!» Она полюбила артистов. Она теперь в театр ходит и на другие спектакли. Я вижу, что с ней что-то происходит. И начинаю верить, что мы можем тоже приносить какую-то пользу людям, что они уходят из театра не пустые. В Петербурге на Володинском фестивале к нам с Сашей Фильяновым подошли две женщины и сказали: «Спасибо вам за спектакль». Это так важно. Иначе – зачем?
Все детские сказки написаны для взрослых. Я люблю пересматривать советские фильмы-сказки, где добро всегда побеждает зло. А современные смотрю и не понимаю, кем вырастут воспитанные на них дети?
Я еще студенткой смотрела спектакли с участием Валентины Александровны Федотовой и Людмилы Николаевны Гришиной. Эти актрисы меня завораживали. Они – настоящие.
Мои героини – те, что не живут в гармонии с собой, в которых есть надлом, что-то такое, с чем жить почти невозможно. Состояние души, не дающее покоя. Это не связано с моей личной жизнью. Это что-то большее.
Записала Ольга Харитонова
Фото Алексея Гуськова
