 |
Правила жизни Светлана Москвина
“ Мы пришли в этот мир, чтобы быть счастливыми, чтобы радоваться и по возможности дарить радость другим людям. В театре – наоборот: чем сильнее мы переживаем, чем глубже о чем-то начинаем думать, тем ценнее. Это и есть живое искусство. ” |
Мне совершенно необходимо было уехать из Вольска по личным причинам. Я ведь очень стеснительная, но показаться в театр драмы все-таки решилась. Пришла на вахту, спросила главного режиссера, меня пропустили к Дзекуну. Так боялась, что меня, кажется вообще не было. Сказала, что хочу работать. Александр Иванович сразу ответил про хороший голос и рост, а потом проводил на большую сцену. Я прочитала Цветаеву, и он меня взял. Это было в ноябре, а в мае Дзекун уже ушел из театра.
Я отношусь к людям так, как хочу, чтобы они относились ко мне. Хорошо отношусь. Мне кажется, что чем больше будет в мире искренности и добра, чем меньше всяких понтов, тем правильней, тем лучше. Звания, статусы и регалии скрывают нас от нас самих, от того, что есть в нас внутри. Хочется ведь видеть суть человека.
Все люди по природе своей добрые и хорошие (я не говорю про преступников и всякую прочую «клинику»). Для каждого просто жизнь складывается по-разному. Я – счастливый человек: у меня были очень любящие родители и два старших брата, которые меня обожали. Если человека окружить любовью и пониманием, то он обязательно ответит тем же. Нет среди нас плохих людей.
Наступает такой период в жизни, когда ты уже понимаешь, что важно, что неважно. Проходят эмоциональные муки и метания, перестают бушевать страсти, остаются позади сделанные ошибки, как у моей героини из спектакля «Ба». Она ничего не требует, не бьется головой о стену, она понимает, что виновата перед дочерью и ждет ее решения, верит, что сумеет достучаться до близкого человека. Я тоже не буду доставать свою дочь или упрекать ее в чем-то. В сложной ситуации предложу вместе подумать.
Мама была женщиной феерической. Это она приучила нас к театру. Папы не стало, когда мне было 28, мамы – в прошлом году. В каком бы возрасте не ушли родители, это всегда рано. Они нужны нам всегда.
В работе над ролью я иду от режиссера. Много он дает или мало, расположен к тебе или нет, – ты идешь от общего решения, от его замысла и рисунка. У меня есть знакомая медсестра, и она даже не знает, что присутствует в спектакле «Танец Дели». Артисты часто наблюдают и собирают чужие судьбы – родни, друзей, знакомых.
Эмоционально я совершенно не чувствую возраста. А вот когда смотрю в зеркало – вижу его. Подружки говорят: смотри, смотри, у тебя лоб «пошел»... Какой там лоб! У меня жизнь «пошла» за последние три года... Надо бы, наверное, уже ощущать себя старше, солиднее. Не знаю, у меня пока не получается. Меряю что-нибудь в магазине – так нравится... А потом думаю: «Света, тебе 43. Ну куда ты в этой шапке с помпоном?»
Я с детства в машине – рядом с папой. Тогда еще не было ремней. Он положил специальное сидение – переднее, из старого троллейбуса, и рукой меня придерживал. Машину мы выиграли в лотерею, когда мне было семь лет. Мы очень много путешествовали, ездили по разным городам. Поэтому для меня не стоял вопрос – водить машину или нет? Я про нее знала всё. Мне легко за рулем. Это моё. Вождение – это не только необходимость, это еще и большое удовольствие. Машина – единственное место, где я чувствую себя спокойно.
Раньше я могла так нервничать, так кричать, доказывая что-то. А потом поняла: не нужно ничего доказывать. Бесполезно. Человек тебя либо слышит – либо не слышит. И ничего с этим поделать невозможно.
Любовь и есть любовь. Что тут скажешь? Всё прозвучит банально. Не у всех она счастливая. Хотя мне кажется, что настоящая, правильная любовь – всегда счастливая. Она проходит через многое, но не может никуда деться. Кто-то говорит, что любовь перерождается, уходит страсть. Ничего никуда не уходит. Если она была, то она и есть. Как бы ее не давили, не убивали в тебе.
Вот мы думаем, почему Поколесин в «Женитьбе» Гоголя выпрыгнул из окна? Почему у них не сложилось с Агафьей Тихоновной? Мне кажется, потому что они оба – самодостаточные люди. Им не нужен никто – ни ей, ни ему. Ни с кем бы у них обоих не сложилось. Есть такие люди.
С детства помню «Аленький цветочек» в ТЮЗе – эти ступенечки, и то, как Чудище любило Алёнушку! Это было невероятно. А еще – «Красных дьяволят» в Красноярске, куда мы ездили к брату. Свет, музыка, и они на конях скачут! Во мне всё просто клокотало. Тоже так захотелось скакать! Я помню это ощущение внутри, когда аж дух захватывало. Вот тогда я и решила, что буду артисткой.
Что-то подобное я испытала потом на спектакле Театра на Таганке «Три сестры», где Машу играла Алла Демидова. Я не понимала, как она это делает! Просто уникум какой-то. Это чудо! Я ночи три, помню, не спала – всё время вспоминала спектакль, как будто продолжала жить внутри его, находилась в диалоге со всеми персонажами. У меня было такое ощущение, что Демидова разговаривала и со всеми и со мной. Это было как наваждение. Вроде бы и страстей никаких особых на сцене артисты не демонстрировали – не как в «Преступлении актрисы Марыськиной» у Аверченко играли, но спектакль затрагивал какие-то такие глубины меня самой, что ответное переживание длилось не один год. Это было настоящее потрясение.
Мое главное правило – не мешать. Никому и ни в чем. У каждого – своя дорога, и он должен ее пройти. А еще – быть честной с собой. Чтобы потом тебе с самой собой не было противно.
Сегодня юноши и девушки, идущие в артисты, часто не артистами на самом деле хотят быть, а «звёздами». Я никогда не хотела быть «звездой». Я хотела попробовать себя в роли других людей, пожить разными жизнями. Мне не важно, красива ли я на сцене, хорошо ли смотрюсь? Мне интересно попробовать то, чего я не могу попробовать в жизни. Я могу постесняться в жизни что-то сделать, а на сцене – нет. Я так не смогу, а моя героиня сможет!
Когда мне было 13 лет, я прочитала «Джейн Эйр». Как я рыдала! Исписала две тетрадки. Такое было горе, что я ведь сыграть ее не смогу, потому что она маленькая, худенькая, а я всегда была девушка рослая и крепкая. Потом мечтала сыграть горьковскую Вассу Железнову. А теперь мне интересно всё – и глубокая жизненная драма и комическая роль. Мне так интересно почувствовать самой, как же это делают Мария Аронова или Татьяна Кравченко?
Я знаю женщин, которые любят так, как Полина Андреевна любит Дорна в «Чайке» Чехова. Не дай Бог никакой женщине такой любви. Это очень больно. Это очень тяжело. Пережить такое практически невозможно – люди часто ломаются под тяжестью таких чувств. В какой-то момент случается такой мощный надрыв... После этого женщина не понимает даже, чего она ждет. Просто она привыкла ждать. Таких женщин и таких отношений в жизни сколько угодно. Раньше мне казалось, что я тоже так могу. А сейчас понимаю: нет, я бы не могла ждать человека всю жизнь. Я бы не могла. Другие соблазны мешают.
Человек должен быть счастливым, несмотря ни на что. Какие бы испытания не были нам посланы, мы пришли в этот мир, чтобы быть счастливыми, чтобы радоваться и по возможности дарить радость другим людям. В театре – наоборот: чем сильнее мы переживаем, чем глубже о чем-то начинаем думать, тем ценнее. Это и есть живое искусство. А не те фильмы, которые номинируют на Оскара.
Больше всего в жизни меня удивляют простые вещи. Рождение ребенка. Не было ничего, и вдруг – человек! Или я покупаю пакетик семян, сажаю их в землю и вырастают красивые цветы. Это меня поражает. Я давно не удивляюсь предательству – это обычная и понятная вещь. А вот тем, откуда берется новая жизнь, дерево, цветок, прекрасный ландшафт? – не перестаю восхищаться.
Я была очень близка с папой. Он всегда рядом со мной. Всегда. Я с ним общаюсь, советуюсь. Папа меня так чувствовал и понимал... Не делал из меня ангела с крыльями, а именно понимал. Мог появиться неожиданно, когда мне это было очень-очень нужно. И еще он говорил: моя дочь на плохое не способна.
Всё проходит. Оказывается, что всё на свете можно пережить. Кроме смерти. Даже когда тебе кажется, что всё рухнуло, жить дальше невозможно, оказывается, что впереди – только лучшее. Я в этом убеждалась и убеждаюсь постоянно.
Записала Ольга Харитонова
Фото Алексея Гуськова
