 |
Правила жизни Любовь Воробьева
“ Театр живет одновременно в двух форматах – Большой и Малой сцен. Малая предполагает предельно честный откровенный и доверительный разговор со зрителем о наших общих проблемах, а Большая требует сегодня особой изобразительной эстетики – это невероятной красоты картина, только живая, мощный художественный образ, от которого захватывает дух. ” |
Я все время скучаю по своим детям. Мне их все время не хватает. Во сколько бы я не приходила домой, Варя ждет, спать не ложится. Точно так же, как Рита когда-то. Утро и вечер я отдаю детям. Я должна сама причесать и проводить дочь – хотя Варя уже большая, и может собраться сама. И собирается, когда нужно, когда я болею или совсем нет времени. Я по ней тоскую. Поэтому встать рано и проводить ее в школу – для меня совсем не проблема, а радость.
Курс, на котором училась Рита, старшая дочь, был очень сильный – там столько было ярких индивидуальностей! Рита, на мой взгляд, никогда не была лучше всех. На первом курсе она вообще все время плакала, поскольку оказалась в вакууме – ни мы с Игорем (заслуженный артист России Игорь Баголей – муж Любови и художественный руководитель курса в театральном институте – О.Х.) с ней дома почти не общались, как педагоги и честные люди, ни студенты – потому что она дочь мастеров курса. Отношение с ребятами складывались постепенно – они скоро поняли, что человек она хороший, а родители не собираются ее никак выделять. Как-то Дима Смирнов после показа сказал: «Ты посмотри, в ней такая глубина человеческая, как будто ей лет сто...». А я этого не видела, выслушала и подумала: «Ну, хорошо...» Мне очень нравилась ее работа в «Двенадцатой ночи» Шекспира в Нижегородской драме – очень правильно она там существует. Маргарита очень хочет, чтобы мы еще посмотрели «Старшую сестру» Александра Володина – все говорят, что это очень хорошая работа. Сейчас она снова репетирует в Шекспире.
Любить – это очень больно. Сейчас много говорят про то, что мы, люди, должны любить друг друга. Как будто это просто. А любить так больно. И очень больно прощать. Но когда ты научился это делать, начинаешь видеть жизнь словно совсем другими глазами.
С возрастом нужно просто смириться. И найти себе верное применение. Конечно, Бог посмотрел в мою сторону, когда позволил мне родить Варю. Это моя опора и моя любовь. Все остальное – важно, но не так, по-другому, важно. И еще – не нужно ничего бояться.
Меня как бы и нет. То есть я есть, конечно, – с детьми, с мужем, со студентами, с режиссерами, с партнерами. Но меня нет. Меня отдельно – нет.
Я закончила магистратуру по культурологии на философском факультете университета. Это так здорово, что я получила еще одну специальность. Сейчас научилась играть в шашки. Мне всегда казалось, что это тупая игра. Нет, не тупая! Я играю с компьютером на самом сложном уровне. И выиграла у него два раза! Пока училась и проигрывала, думала: ну, почему?! А потом поняла – потому что я все время живу в обороне. Я и в жизни так живу – обороняясь. Не Жанна д Арк. Мне нужно научиться, наконец, первой делать ход, наступать, выстраивать свою собственную стратегию. Зачем? Потому что это интересно!
Я могу делать несколько дел одновременно. Меня это очень забавляет. В процессе появляется такой азарт!
В мире столько хаоса. Нужно попытаться его как-то упорядочить. По крайней мере вокруг себя. Чтобы избавить хотя бы своих близких от этого ощущения. Постараться хаос структурировать.
Никогда не знала, чего я хочу. Нет, в детстве знала, что хочу стать Любовью Орловой. Вот это я знала точно.
С того момента, когда я поняла, что несу ответственность за группу молодых людей, которых нужно учить (а я не знаю толком, чему), я сама начала учиться, чтобы учить их. И теперь не могу остановиться. Мне все время нужно узнавать и понимать новое, чтобы отдавать это студентам. Хотя когда Рита приезжает домой, всегда слышу: «Мама, сегодня ты меня не учишь...» А мне каждую минуту хочется ей и им всем соломку подстелить.
Жизнь такая короткая. Такая странная. Уговариваю себя, что умирать не страшно, ведь столько всего было! Но от этих мыслей хочется бежать. И я убегаю.
Я всегда была максималисткой. Всегда считала, что артистка не может быть с жопой. Смотрела на располневших актрис и думала: «Кошмар какой! Неужели она не может себя в руки взять?!» В это самое прямо и вляпалась. И даже не заметила, когда у меня и что выросло...
Время от времени говорю себе: ну, хватит! Теперь пусть молодые играют, глазастые, ногастые, а я буду в сторонке тихонько помогать. Комических старух не боюсь играть, а вот молодиться – не хочу! Надо уметь меняться и менять себя изнутри.
В «Трех сестрах» у Чехова меня больше всего волнует тяжелая девчачья судьба. Вот скажешь вслух и кажется – глупо. А это так. Они девчонки и безотцовщина. И они умеют носить шляпки. А эти шляпки никому не нужны. Все остальные знают, как цветок посадить, как ребенка родить. А они про другое. Я их очень люблю. Есть такие женщины, я знаю. Мне хочется их защитить. Казалось бы, в пьесе, целый полк в городе, рядом с ними расквартирован. А защитить их – некому.
Моя главная проблема в том, что я не умею говорить «нет». Сказать так, чтобы это восприняли всерьез. Единственные люди, которые на мое «нет» реагируют, – это Игорь и Варя. Они меня жалеют.
В детстве я стала одновременно ходить в школу и в музыкальную школу, где меня послушали и сразу определили в оперную студию. Я перепела массу персонажей в музыкальных сказках, и мне это очень нравилось. Когда мне было 10 лет, про меня сделали передачу на Пензенском телевидении, где я пела, давала интервью, в общем чувствовала себя звездою и с этим ощущением жила. Мне это страшно помешало в дальнейшем. Когда поступала на курс к Андрею Александровичу Гончарову в Москве, беседовала с ним, вертела очки перед его носом и говорила: «Если вы меня возьмете, то не пожалеете». Не взял. Потом на курсе Валентины Александровны Ермаковой нас было две звезды – она и я. И одна с другою уживались трудно. Выбить из меня глупости эти было нелегко. Как она меня только терпела! – не знаю. Если бы к моему тогдашнему напору ну хоть чуть-чуть мозгов добавить...
Саратовская область – как вся Франция. Всем нельзя отсюда взять и уехать в Москву. Самая большая проблема наша – маленькие зарплаты. Творчества в театре хоть отбавляй. Любой, даже самый провальный проект, – это все равно автор, процесс, поиск, разговор со зрителем. Какая разница, где ты находишься, если ты – часть мира, и у тебя есть возможность полноценно существовать. Тормозом является только отсутствие финансирования, оно тебя ограничивает. Это и заставляет тебя чувствовать себя провинциалом во всех смыслах. Искусство предполагает эксперимент, риск, пробу. Но невозможно же вкалывать с утра до ночи бесплатно. Сумасшедшие в театре остаются всегда. Провинция там, где у руля стоят провинциалы. Посмотрите, как разнообразно, ярко, азартно живет театральная Тюмень! Совсем не провинциально.
Театр живет одновременно в двух форматах – Большой и Малой сцен. Малая предполагает предельно честный откровенный и доверительный разговор со зрителем о наших общих проблемах, а Большая требует сегодня особой изобразительной эстетики – это невероятной красоты картина, только живая, мощный художественный образ, от которого захватывает дух. Как захватывало дух на «Уроде» Явора Гырдева.
Обожаю лето, дачу, Волгу! Обожаю плавать. Жару обожаю. Все мучаются, а я люблю! Кепку надел и пошел. Люблю старый новый год, в это время уж точно нет спектакля, и мы все вместе дома. Мама болеет, и я с каждым днем люблю ее все больше и хочу, чтобы она как можно дольше пожила. Очень люблю Игоря и даже не знаю, как точнее назвать то чувство, что связывает людей после стольких лет жизни вместе. С возрастом я все больше и больше хочу дышать. Не кутаться в шарфы, как во время болезни, а наоборот – расстегнуться навстречу. Вот сейчас на улице лужи, дождь идет, и я с наслаждением все это вдыхаю.
Записала Ольга Харитонова
Фото Алексея Гуськова
