 |
Правила жизни Валерий Ерофеев
“ Есть спектакли, есть другие произведения искусства, которые вызывают в человеке химические процессы. Прямо чувствуешь, как бродит в тебе эта химия внутри. ” |
Я и в детстве верил в Деда Мороза и до сих пор верю. Мы потому в театре и работаем, что верим до сих пор в Деда Мороза, в Бабу Ягу. Когда слышу: он из Великого Устюга к нам приехал, мне кажется, что он и правда там живет... Да я сам Дед Мороз. Бывают такие моменты, когда приходишь на праздник к людям в дом, а там ребенок такими глазами тебя встречает! Я всеми силами стараюсь вот эту его веру не нарушить, сохранить это выражение глаз. Сажусь с ним рядышком осторожно, только чтобы не испугать, чтобы не заплакал, чтобы подольше верил.
В детстве мечтал быть педагогом. Не знал, правда, каким, но знал, что очень хочу. Вот сейчас учусь в театральном институте, чтобы получить диплом о высшем образовании и свою мечту осуществить. Хочу преподавать сценическую речь. Наверное, в маму – она у меня дошкольный педагог, воспитатель в детском саду.
Любимый мой предмет в школе был – черчение. Я всем в классе чертил, преподаватель это знал, но смотрел сквозь пальцы. Одно время очень хотел поступать в архитектурный институт – в Свердловск хотел ехать, на свою родину. Дома бы жилые сейчас проектировал. Совсем иная жизнь была бы. Самое главное помещение в квартире – студия. Чтобы гостиная и кухня были единым пространством. По-другому нужно жить. Не так, как мы привыкли.
А получилось, что в 15 лет поступил в Саратовское театральное училище. Я в школе был круглым отличником. И когда приехал из Балаково, принес документы в училище, показал свидетельство за 8-ой класс, меня спросили: мальчик, а ты не перепутал учебное заведение? К нам троечники в основном поступают.
Когда я в училище учился, для меня изобразительное искусство было одним из основных предметов. Есть артисты, которые в гримерке устраивают что-то наподобие мавзолея имени самого себя. А у меня там по стенам – репродукции знаменитых художников. Мы же на них смотрим. А они на нас. Захожу каждый раз к себе, а на меня глядят прекрасные женщины с портретов. Маленький личный музей. Хочу, чтобы эти картины всегда присутствовали в моей жизни. Только приходится за них переживать в те дни, когда театр сдается в аренду учебным заведениям. Возвращаешься и видишь следы открытия пивных бутылок о гримировальный столик. Страшное дело. Но пустых стен в моей гримерке никогда не было и не будет.
Мне очень интересно вспоминать свою жизнь. Она была очень насыщенной. У меня даже армия была такой, что любому можно только пожелать. Некоторые вспоминать не хотят, где они служили и чем занимались, а я могу часами рассказывать, как объехал всю страну, выступал в одних программах с Кобзоном, Толкуновой, Пугачевой. Я был ведущим в Московском ансамбле песни и пляски «Красная звезда». Звали остаться, обещали квартиру в Одинцово, а я отказался: да вы что? Я поеду в Саратов, меня там в театре ждут, прямо со сцены в армию провожали после спектакля «Отпуск по ранению», где я играл лейтенанта Володьку. Вернулся в Саратов через два года, а тут уже совершенно другой театр. Всё поменялось.
Вся моя жизнь была на сопротивлении. Все мои близкие родственники, моя семья, все меня заставляли, вынуждали просто бросить театр. Потому что я не мог их обеспечить, работая здесь. Они говорили, что я должен на тракторном заводе в городе Владимире стоять на конвейере и закручивать гайки в смену с семи до пяти. Приходилось где только ни работать. И до сих пор я работаю. И не стесняюсь этого. Вот этими руками на жизнь зарабатываю. Ни один артист в нашем театре, думаю, не встает каждый день без будильника в 5.20. Правда, приходится раньше ложиться спать. Я уже десять лет работаю на фабрике канцтоваров дворником. Десять лет. Как в тюрьме отсидел. Зато получаю там гораздо больше, чем в театре. Обеспечиваю себе возможность заниматься любимым делом.
В мае я стал заниматься оформлением будущей пенсии. Я часто принимаю участие во всяких общественных мероприятиях, сижу в жюри конкурсов разных. Вопрос о том, почему до сих пор хожу без звания, мне очень часто задают. Ветераны, у которых я постоянно выступаю, даже хотят ходатайствовать о выдвижении меня на звание. В театре я уже 35 лет, и ни за что, никогда мне не было стыдно. Ни одна роль не сделана мною с холодным носом, как говорится. Звание бы мне очень помогло. Это ведь как оценка труда. Артист себя по-другому ощущает. Для меня это было бы как «увидеть Париж и умереть».
Алкоголики, спивающиеся и спившиеся люди всегда вызывают сочувствие у нас в России. Они чаще всего не встречают отторжения, неприятия или осуждения. Одна из главных человеческих ценностей, кем бы человек ни был, – доброта. Еще у Чехова в рассказе «Казак» герой обнаруживает в бесконечно любимой женщине то, что она недобрая. И это меняет всю его жизнь. Мармеладов, которого я играю в «Преступлении и наказании» – огромной доброты человек. Он же Катерину Ивановну с тремя детьми взял. Да еще собственная дочь у него была – Сонечка. Хотел чужим детям помочь, и чтобы у дочери мать была. Неравнодушный он. А ничего, по-моему, страшнее равнодушия не бывает.
Любимая моя несыгранная роль – Хлестаков. Когда Дзекун ставил «Ревизора», я был в армии. Так сожалею, что не совпало. Я бы и сейчас его с удовольствием сыграл. Состарившегося Хлестакова. Посмотрел на фестивале имени Янковского гениальный, по-моему, спектакль «Карамазовы» и увидел режиссера Богомолова, которому не важны возрастные или гендерные различия. Это было потрясение. Я бы мог смотреть этот спектакль еще пять часов и больше. Он как открытая рана. А какой артист Игорь Миркурбанов, который играет Федора Павловича! Я его раньше не знал. Вот кто понимает, зачем он выходит на сцену! Я был просто раздавлен. Миркурбанов у меня в гримерке сидел. До спектакля я постеснялся к нему заглянуть, а после спектакля – не посмел.
Подарила нам судьба потрясающего режиссера Александра Кузина. Вот кто умеет роль объяснить: чем герой живет, что его тревожит. Адский труд для молодого артиста – ввестись на Василькова в спектакль «Бешеные деньги». А у Дениса Кузнецова получилось. Александр Сергеевич за ним два дня по сцене ходил и рассказывал, рассказывал... С таким режиссером, кажется, артист сможет любую роль сыграть.
Вряд ли, конечно, представиться такая возможность, но я бы очень хотел поговорить с Путиным. Я после нашего спектакля «Антигона» вышел и подумал: какой же все-таки Путин – молодец! Есть моменты, когда руководитель должен поступать не так, как ему подсказывает его совесть и сердце. Ради государства нужно поступаться этими вещами. Хотя главная ценность – это человек. Парадокс. Но есть моменты, когда можно и должно принести его в жертву. Ради того, чтобы все остальное было, как надо.
Есть спектакли, есть другие произведения искусства, которые вызывают в человеке химические процессы. Прямо чувствуешь, как бродит в тебе эта химия внутри. В организме как будто какие-то природные изменения происходят.
Публичная профессия обязывает нас прилично выглядеть, следить за собой. Ведь нас же узнают на улицах. Меня узнают. Не так, конечно, как Максима Матвеева. Но все равно. Я никогда об этом не забывал и не забываю.
Сожалею, что в жизни у меня не было человека, который дал бы мне совет в той или иной жизненной ситуации.
Я неугомонный, шебутной, веселый. Мне нравится слово «служить». Жизнь меня гнула, бывали проблемы в семье, были проблемы с государством, то есть нечего было есть, не во что детей одевать, мы ведь попали в исторический передел, когда развалилось то государство, в котором мы родились и жили, и стали стремительно исчезать ценности, на которых нас растили. В человеческих отношениях они еще оставались, но успеха добивались те, которые забыли, что такое нравственность, долг, порядочность, честность. Точно, как у Балабанова в «Жмурках». Так вот мне все равно нравилось служить в театре.
Отчего человек стареет? Это моя любимая тема. Старым можно быть и в десятом классе. А есть люди, которые никогда не постареют. Я не старый. Хотя и играю в сказке «Вверх тормашками» Старое Дерево. Актеры реже других стареют. Всё зависит от того, как ты воспринимаешь окружающий мир и людей в этом мире. И себя тоже. Но важнее – мир.
Меня все волнует. Кто-то где-то чего-то украл, а ему за это – ничего. Разве это может человека не волновать?.
Худшее мое качество – я много говорю, слишком много. Люблю всех покритиковать, вообще критику наводить, говорить то, чего говорить совсем не нужно. Не подумав. Надо знать, где, что, когда? А у меня в этом смысле тормозов нет.
Расчищать собственные личные авгиевы конюшни время от времени совершенно необходимо. Когда запускаешь это дело, кажется иногда: да так ведь и преступление можно совершить. Так можно наследить, что за всю жизнь не расплатишься. Просто так ведь ничего не дается. За все платишь – и за плохое и за хорошее. Если ты, конечно, человек. И хотя бы пытаешься понять, кто ты и зачем мы здесь?
Мне в последнее время все чаще хочется начать писать. Наблюдаю жизнь, людей самых разных, бываю в разных местах вне театра, общаюсь, слушаю, что люди рассказывают, и ловлю себя на том, что хочется это записать. Думаю: Шукшин, Чехов писали короткие рассказы, а почему бы и мне не попробовать? Специально, конечно, ничего не получится. Это должно произойти естественно, как-бы само собой.
Даже если бы я занимался в жизни другим делом, я бы все равно работал на одном месте. Я не то чтобы привыкаю – я очень привязываюсь к месту, к людям, к предметам, к вещам. У меня даже телефон, которого уже ни у кого, наверное, нет. И давно можно было бы его поменять. Но я так к нему привык. Он меня так радует. И никакого другого не хочу.
Записала Ольга Харитонова
Фото Алексея Гуськова
