Пресса

Пресса


Зеленая лампа искусства



В Саратовском академическом театре драмы высокой нотой продолжает звучать «мольеровский» год. 1 и 2 апреля на большой сцене Академдрамы состоялась премьера спектакля по пьесе Михаила Булгакова «Кабала святош».


Путь пьесы, написанной в 1929 году, на сцену был тернист. Автора упрекали в антиисторизме, тогда как Михаил Булгаков и не ставил целью написание «исторического» произведения. Оно пережило множество мучительных худсоветов, на сцене МХАТа состоялось всего семь показов «Кабалы...» (после разгромной статьи Керженцева в газете «Правда» спектакль был закрыт). Интригует то, что в судьбе автора поразительное отражение находила судьба его героя. «Тартюф» был поставлен в театре Пале-Рояль после личного разрешения Людовика XIV, «Кабала святош » на сцене Художественного театра — после телефонного разговора Булгакова с Иосифом Сталиным. Как и Мольера, Булгакова погубила пьеса — он умер вскоре после того, как пьесу «Батум» отказались ставить. Череда аналогий за произведением по сей день тянется шлейфом. Саратовских зрителей поразило следующее совпадение. Предпремьерный показ «Кабалы святош» состоялся в день снятия с репертуара Новосибирского театра оперы и балета скандально нашумевшего «Тангейзера». Однако с уверенностью можно сказать, что переаншлаги на премьерных показах в Академдраме были продиктованы отнюдь не опасениями, что «Кабалу...» постигнет подобная участь. Любимице саратовских театралов, московскому режиссеру Марине Глуховской, и ее соавторам (художник-постановщик Юрий Наместников, музыкальное сопровождение — Жан-Паскаль Ламан) удалось создать филигранное действо о театре, о трагедии художника, об артистах, о том, что происходит вокруг театра, о тех сложностях, с которыми он сталкивается.
В основу спектакля вошли три произведения: «Кабала святош» и «Жизнь господина де Мольера» Михаила Булгакова, «Тартюф» Жана-Батиста Мольера. Бессмертной истории о Лицемере отведен первый акт. Второй начинается с разбора пьесы на королевском художественном совете, третий — это финал жизни Мольера и театра Пале-Рояль. Действие первых двух актов спектакля происходит в один день жизни театра Пале-Рояль, между вторым и третьим актами спектакля проходит несколько лет. Воздушность, остроумие, каскадность «Тартюфа» и атмосфера томительной обреченности последующих двух актов воздействуют на зрителя наподобие контрастного душа. Ироничное размышление о лицемерии, въевшемся обществу в кожу, и реальная жизнь в таком обществе — близко, понятно, страшно.
Сценография, костюмы, световое решение спектакля подчинены принципу «условного историзма». Огненный занавес Пале-Рояля во всю сцену с изображением Короля-Солнца в центре превратится позже в огромный часовой механизм. Большой стол (точная копия легендарного булгаковского), ретро-телефон (не тот ли?) на нем. Метафоры времени и того, что ему неподвластно, дорогим жемчугом рассыпаны по всему действию.
Что касается игры актеров, зрителя ждет множество «открытий чудных». Остановимся на ключевом мужском трио. Король-Солнце. Эти космические глаза Александра Каспарова! В них патологическая тоска и одновременно четкое понимание того, что общество в метастазах лицемерия создано с его же попущения. В образе непоколебимого монарха и в то же время заложника «предлагаемых обстоятельств» актер великолепен. Маркиз де Шаррон. Этот образ в спектакле благодаря Валерию Ерофееву становится центральным. «Во всем мне хочется дойти до самой сути» — формула творческой жизни этого тонкого, думающего артиста позволила ему пополнить личный список ролей ролью-событием. Чего стоит рассказ во время обеда с Королем. Архиепископ города Парижа чванливо постукивает ложечкой по яичной скорлупе. Он одинаково бесстрастен, и рассказывая, как особенно вкусно подать яйцо всмятку, и решая судьбу мятежного драматурга. Создавая в лице Маркиза собирательный образ лицемерия, Валерий Ерофеев безжалостен к зрителю. Речи де Шаррона звучат манифестом, но тем звонче спокойный и невозмутимый голос Мольера. В исполнении заслуженного артиста России Виктора Мамонова великий комедиограф предстает с достоинством человека, открывшего для себя высшее знание: настоящий художник стоит над временем, не творить для него — смерть. В этом — вера Мольера. Вознося хвалу Людовику, он говорит с ним без тени подобострастия, и король принимает «правила игры». Мамонов играет заботливого театрального «отца» всех актеров Пале-Рояля. Жизнеутверждающая и легкая атмосфера в этой «многодетной» семье — «устав» театра-храма. В какое-то мгновение ловишь себя на мысли, что тебя ослепляет не огненный антураж кабалы, доминирующий в сценическом пространстве, а мерцающий свет легендарной лампы в уголке сцены. «За мной, читатель! Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви?..» Авторы спектакля «Кабала святош» проделали удивительный путь, чтобы подарить нам любовь, которую зажигает в душе зеленая лампа искусства.


Елена Маркелова
27 апреля 2015
Известия Саратов

Возврат к списку