МЫ ЗАМЕРЗЛИ ВНУТРИ, часть 5

*ФЕСТИВАЛЬ УРОКИ ТАБАКОВА в академдраме. Табаков и Обломов

Пусть растут все цветы

Невозможно даже через запятую назвать все события девятидневного фестиваля. Ничего еще не сказала о саратовской премьере фильма «Избранники судьбы», где тоже великий актер-земляк Евгений Миронов говорит про Олега Павловича.Про его редчайший дар объединять людей. Как педагог и руководитель двух театров, тот«давал расти всем цветам», а сам был, конечно , гениальный лицедей.О трогательной встрече в театральном институте, куда Марина Зудина приехала с сыном и дочерью Табакова. Два его ученика –

Марина и профессор Школы Райкина Сергей Шенталинский рассказывали, каким он был педагогом и человеком. Ему никогда не надоедали студенческие показы. Терпеливо смотрел их часами, стоило заприметить что-нибудь интересное - реагировал мгновенно. Напрочь был лишен зависти, успехи других радовали его, как свои. Воспитал, вырастил ,выпестовал десятки больших талантов. Настоящий эрудит, прекрасно разбиравшейся и в театральном деле, причем во всех его ипостасях…Обаяние его было безгранично. Просто свет ушел из театра вместе с ним…

О том, как нежно говорил о Табакове Райкин. Они сидели в «Современнике» в одной гримерке - 8 лет! Что равносильно одному солдатскому окопу.И хотя озорник Табаков , как дядюшка Адуева, выветрил остатки мечтательности из юного Кости Райкина ( хотя бы его малоприличные , скрытые от зрителей жесты и тайные плевки в сторону массовки), но он же , видимо, заразил его и своим круглосуточным трудоголизмом. Константин Аркадьевич вспоминает «уроки Табакова » с благодарностью, называет своим Учителем.
Еще было театрализованное представление московского журнала «Замыслы» ( редактор Екатерина Кострикова), мы познакомились с самым необычным изданием о театре, где равные усилия для освещения спектакля прилагают театральный критик, художник и искусствовед. И каждый номер превращается в эксклюзивное печатное творение, настоящее произведение искусства.Например, журнал про ГИТИС как театральную школу содержал «родословную» института - образно изображенные: его корни и ветви, а имена выпускников - растущие листья. И кроме превосходного дизайна содержал еще несколько тысяч листьев между страницами, заботливо высушенные редакцией.

Все мы немного Обломовы
Мы так много говорили эти дни про Табакова, что ничуть не удивились финалу фестиваля: спектакль театра Маяковского «Обломов» в режиссуре блистательного ученика самого «Фомы» Миндаугаса Карбаускиса. Это была одна из лучших киноролей нашего выдающегося земляка. К тому же приехал театр, где теперь директор – давний сподвижник Олега Павловича в Табакерке Александр Стульнев. А Миндраугас восемь лет был режиссером театра Табакова и поставил три спектакля с участием Мастера. Осуществил великолепные постановки «Рассказ о семи повешенных» по Леониду Андрееву , «Рассказ о счастливой Москве» по Платонову... До сих пор вспоминаю его «Дядю Ваню», где была атмосфера дома за частыми переплетами окошек на веранде и уютным живым пламенем.
Теперь Карбаускис руководит знаменитой Маяковкой. Несмотря на частые постановки современных авторов, продолжает много заниматься русской классикой, находя ей сегодняшние созвучья. Не любитель шумихи вокруг себя , на пресс-конференции худрук отсел в уголок, предоставив лицедействовать своим актерам. Обаятельный Вячеслав Ковалев (Обломов) делал это с видимым удовольствием. Неотразимый Анатолий Лобоцкий (Захар) напускал на себя повышенную скромность, Илья Никулин прикинулся совсем юным (за что я неосторожно назвала его мальчиком). Он оказался опытным актером, и в инсценировке Гончарова играл вообще все роли, кроме Обломова, Захара, Ольги и Агафьи.
Все же общими с Акишиным ( культобозреватель) усилиями мы вырвали у Миндраугаса несколько слов: почему в спектакле отсутствует главный антипод Ильи Ильича -Штольц, какое там сценографическое и музыкальное решение. Штольц им и не нужен: функцию перевоспитания героя берет на себя женский оппонент мягкому, тихому, непубличному Обломову - неспокойная, переменчивая, слишком живая Ольга.
На сцене мы видим три домика – три павильонные декорации квартиры героя (сценография постоянного художника Карбаускиса Сергея Бархина). В первом домике мебель старая, тусклая, обои какого-то неопределенного, «грязного» цвета. Пыль висит над сценой живописными воздушными слоями, пол усеян бумажками с недописанными посланиями. На Илье Ильиче замечательно уютный теплый халат, полы его так велики, что легко складываются в одеяло. Все так густо заросло грязью, кружка прилипла к подносу, Захар показывает чудеса ловкости, пытаясь украдкой попить из нее квас и сжевать упавший бутерброд.
Герой Лобоцкого так же ленив, как его барин, но дерзок, саркастичен, как верный старый слуга, который хорошо знает, что без него барин шагу не сможет ступить. Немалый комический дар обнаруживает актер такой ярко выраженной "романтической внешности". Великолепна сцена, где Обломов постепенно накаляется, вызывая Захара, а тот невозмутимо пребывает за его спиной. Чуден поединок слуги с дверной ручкой, до которой он не достает, чтобы закрыть ,а повернуться и протянуть руку нет ни желания, ни сил. Такая тонкая игра жестами в духе ученика Петра Фоменко, который мелкое кружево отношений героев, их центробежных и центростремительных усилий умеет выплетать как никто.
Второй домик Обломова уже приятного зеленого цвета. Это цвет весны и новых надежд. Мебель вокруг посветлела: исчез уродливый шкаф-сейф, перед окном – ваза цветов. У Обломова, оказывается, и сюртук есть , и брюки имеются. Ольга Анастасии Мишиной молода и обворожительна. Илья Ильич даже боится лишний раз на нее взглянуть, как на сияющее солнце. Тут снова идет ажурная по форме мизансцена: герой срывает для девушки изящную веточку сирени (тонко изящную – она и на программке изображена) и стоит в раздумьях после ее ухода. То бросит цветок, то снова поднимет. В зависимости от того, верит он в Ольгину любовь или - боится поверить. И таких изящных пассажей в спектакле множество.
В третий домик Обломов въезжает как будто бы женихом барышни Ильинской , попадая в ловушку грабительского контракта. Обои тут уже другие - приторно розовые, мебель броская, под орех. Аппетитная вдовушка- тезка гоголевской незадачливой невесты - и груду дырявых носков самолично надвяжет, и о вкусной еде позаботится, легендарный обломовский халат, заброшенный в порывах любви, починит и «помоет».
Театры, выезды в гости, прогулки в саду? Пугающе толстые связки книг, которые – кровь из носа! - надо прочесть за несколько дней? Да пусть хоть вообще их не открывает и тихо себе дремлет на мягкой перине. Вон он какой милый, добродушный…Кто из нас не испытывал хоть раз чувство усталости от суеты и сильное желание не выходить из дома вовсе, нежась в постели с книгой или без? Нет таких. Как заметил Тургенев, «пока останется хоть один русский, — до тех пор будут помнить Обломова». Мы проникаемся симпатией к герою Вячелава Ковалева, досадуя на слишком бегучую Ольгу Мишиной, раздражают нас и «все другие», которых с завидным разнообразием представляет Илья Никулин. Хозяйка же казенной квартиры Агафья Матвеевна такая теплая, ласковая… Вот только колыбельную споет Захар своему дитяти-барину страшную, смертную. И глухо опустится на сцену что-то похожее на пожарный занавес.А ведь ему не больше 35-ти лет...
Очень деликатно, без криков, суеты и нажимов, указал прибалтийский человек нашу вековую черту. Одну из самых любимых и самых губительных . Тут и музыка Латенаса делает свое дело, тревожа и зовя. Куда, зачем? Не поздно ли?..

Ирина Крайнова

26 апреля 2019

«САРЫТАУН.АРТ»