Татьяна Друбич: «Кино меня не отпускает»

Изящная, нежная, почти прозрачная, с большими грустными глазами и тонкими руками. Такой ее увидел когда-то режиссер Сергей Соловьев, такой по большому счету она осталась и по сей день. На пресс-конференции в театре драмы и позже на презентации фильма «Анна Каренина», которая прошла в рамках фестиваля памяти Олега Янковского в кинотеатре «Пионер», Татьяна Друбич очаровала всех своей абсолютно незвездной непосредственностью и какой-то вневременной красотой. Парадоксально, но вся эта хрупкая женственность не мешает актрисе смотреть в лицо вещам, от которых даже более сильные внешне люди часто отводят глаза. В последние годы она активно занимается благотворительностью, помогает неизлечимо больным людям почувствовать себя немного более счастливыми. Об этой новой стороне своей жизни, а также о карьере в кино Татьяна Друбич рассказала в эксклюзивном интервью «Взгляду».

«АННА» И «ЕЛЕНА»

– Татьяна, на пресс-конференции вы сказали, что для вас успех «Ассы» стал неожиданностью, но все-таки это фильм, который, как и «Черная роза – эмблема печали», отразил эпоху. Наблюдая за современным русским кинематографом, можно ли сказать, что в нем есть картины, которые могли бы претендовать на подобный статус или с эпохальностью сейчас плохо?

– Фильмы действительно мелькают, и так много кнопок, на которые можно нажимать. Но среди этого потока мне запомнилась «Елена» – последний фильм Звягинцева. Недавно я ехала в машине, и водитель неожиданно заговорил про этот фильм и спросил, видела ли я его. Для меня это стало чем-то удивительным – водители уже давно не обсуждают кино. Я думаю, что причина успеха в социальности этой картины, она и художественно очень хорошо сделана. Хотя отражает не столько эпоху, сколько человеческую природу, которая мало изменяема в отношении таких вещей, как деньги, любовь, партнеры, дети. Впервые простые люди показаны здесь не с загадочной русской душой, а с обычным расчетом. Сегодня кино уже не может быть властителем умов и сердец, как в перестроечное время, когда фильмы в стране были наперечет и их знали наизусть.

– Качество перешло в количество?

– Мне очень понравилось выражение Верди. После очередного провала его оперы он написал в своем дневнике: «опять публика провалилась». И то, что происходит сегодня с кино, это во многом провал публики. Окупаемость «Любови-моркови» зашкаливает, кино стало продюсерское. Есть конкретный заказчик, конкретный исполнитель и желаемый результат, по этому нехитрому бизнес-плану все и происходит, за редким исключением. Мне очень нравится фильм Сергея Лозницы «Счастье мое». Я вам очень советую его посмотреть, фильм потрясающий, это, наверное, самая для меня наиважнейшая сегодня картина.

– Вы сейчас редко снимаетесь в кино. Все время занимает медицина?

– К сожалению, с медициной я сейчас завязала. Медицина и кино – это очень неудачное сочетание, нельзя заниматься и тем, и этим. Кино не отпускает, от него нельзя уйти, это как наркотик. Но хорошие предложения до меня не доходят, да и после «Карениной» у меня какая-то контузия. Трудно она выходила, публика принимала неоднозначно, очень разные мнения. Дима Быков, которому я очень доверяю, написал потрясающую рецензию. Она, мне кажется, наиболее адекватно отражает фильм и все его недостатки, а также объясняет, почему эти недостатки есть и как они важны в этой картине.

– Принято считать, что Друбич своим успехом в кино целиком обязана Соловьеву, без него она бы как актриса не состоялась. Такое мнение вас не удручает?

– Я согласна с этим, и меня это совсем не удручает. На любую актрису должен быть режиссер. По крайней мере, в кино – в театре режиссеру невозможно сделать актрису, она должна сама себя делать. И когда мне говорят: как вы думаете, вы могли бы пробиться в кино без Соловьева? Я отвечаю: не знаю, не пробовала. Это можно называть стечением обстоятельств, случаем или судьбой. Хотя Сережа снимает не только меня. Саша Збруев у него снимается во всех картинах, странно, что его нет в «Карениной». Саша Абдулов… Соловьева упрекают, что он сделал из героев Толстого слишком взрослых людей. И правда, все актеры по возрасту вышли из «Карениной». По тексту Каренину 44 года, он совсем молодой человек. Но мне кажется, Янковский сыграл его гениально.

ЕСЛИ ПОЛЬЗА ЕСТЬ

– Кроме съемок, чем занимаетесь?

– Мы вместе с Ингеборгой Дапкунайте работаем в фонде помощи хосписам. Раньше я была членом попечительского совета, сейчас стала сопредседателем. В Саратове есть хоспис? Нет? Очень жаль… Вернее, хорошо, что его нет…

– Почему вы стали помогать именно хосписам?

– Мой приятель, директор института архитектуры, покойный, к сожалению, Давид Саркисян, однажды мне сказал, что в Москве создается такой фонд и им нужен член попечительского совета. И очень просил меня туда сходить, говорил, что там хорошие люди и что я подхожу, поскольку и актриса, и врач. А я очень не хотела идти, я не любила благотворительность, мне всегда казалось, что это что-то лживое, когда жены богатых скучают, хотят галочки себе поставить в своем добросердечии. Не пойду, говорю, я на эту благотворительность, у меня есть о ком заботиться и кому помогать. Но он меня буквально умолял, и я пошла. Шла и с ужасом думала: Господи, зачем я иду, почему никогда не могу сказать «нет»?! А теперь счастлива, что этого не сказала, потому что там я познакомилась с Верой Васильевна Миллионщиковой, абсолютно гениальной женщиной, которая создала в Москве первый хоспис и она же создала фонд. Наверно, это судьбоносный человек в моей жизни, как и Соловьев. К сожалению, она в прошлом году умерла, и теперь работу фонда ведет ее дочь.

– И вы не пожалели, что взялись за такую тяжелую работу?

– Поначалу я занималась этим с опаской, осторожностью. И занимаясь каждый день, я лишь со временем стала понимать, что это такое. До меня все стало медленно доходить, как до жирафа. Я пересмотрела свой взгляд на эвтаназию. Раньше меня удивляло, почему ее не разрешают в России в отличие от той же Голландии? С одной стороны, было понятно, что у нас за эвтаназией выстроится очередь из бедных людей. Полстраны сразу придут и напишут «хотим уйти из жизни». Да, у нас особая история, но во всем мире все полагают, что незачем человека мучить, если он лежит в коме, мучить его близких. И мне казалось, что это правильно. Я не думала, как чувствует себя врач, который выключает аппарат или вводит последнюю инъекцию. А потом я увидела, как человек достойно может дожить до конца. И в этом заслуга Веры Васильевны. Она вопреки всему смогла создать в этой стране место, где возможны идеальные отношения между людьми. И когда у моих друзей заболела мама, они поначалу долго мучили себя и ее и даже слышать о хосписе не хотели. А когда все-таки решились ее туда привезти, то потом звонили и, как это дико ни звучит, благодарили, говорили, что она была счастлива и в жизни так хорошо не жила, как прожила последние дни…

– Теперь вы не считаете, что благотворительность – вещь показная?

– Очень много мотивов у людей. Многие делают на этом имя, еще какие-то свои дела. Но вы знаете, это тот случай, когда цель оправдывает средства. Я их не осуждаю, главное, чтобы был результат. Если от них польза есть, слава Богу.

– Что кроме благотворительной деятельности приносит вам удовлетворение, ощущение полноты и смысла жизни?

– Забота о близких – маме, детях, внуках. Я очень рада этому и хотела бы еще до правнуков дожить. Материалы полосы подготовила

Елена Балаян

Взгляд

17 ноября 2011