Что могут короли

Давно хотела написать о Викторе Мамонове, ведущем актере драмы. У него одна за другой шли очень интересные роли. А тут ему заслуженного артиста дали. Так что даже формальный повод появился. Хотя человек он совершенно не «формальный».

В гримерке у Виктора собственный охотничий трофей – рога, верная спутница гитара и портрет красавицы на стене (жена - актриса, живет в Америке). С чего начать знакомство с хозяином гримерной? Все обычно начинают с его трофеев. Я начала с Дегена. Эта простая роль в пьесе, которая только на первый взгляд простая («Немного о лете»), чем-то меня зацепила.

- Говорят, в пьесе Ткачевой Деген был несимпатичный, даже опасный, а Слава Зубник его пытался остановить. Как вашему герою удалось «переиграть» Зубника и стать симпатичным?

- Пьесу немножко переписали. Марина Витальевна (Глуховская, режиссер-постановщик спектакля – И.К.) сделала спектакль - как бы взгляд в прошлое, в 90-е годы. И основная его тема такова, что деловые люди и люди творческие не находят общего языка. Это не значит, что они его никогда не найдут. Тут как раз почти идеальный случай. Деген благороден, у него есть желание изменить окружающий мир. Хотя, когда случается пожар, зрители думают, что тот загулял с девчонками, спалил квартиру.

-Гм. … А разве это не так?

-Я придумал, что его пытались сжечь. Или конкуренты, или кто другой. Ему удалось вырваться из этого ада. И пока его люди ищут виновников, он скрывается по дачам. У Дегена наступил другой виток в жизни.

Когда ты был на волосок от смерти, то кажется, что все можно начать сначала. Но потом убеждаешься, что это очень сложно. Вообще–то получился не очень реальный персонаж. С одной стороны, деловой человек, с другой - как бы романтик.

- Был один такой в русской драматургии. Мне он напомнил Лопахина. По-моему, даже его фраза из «Вишневого сада» прозвучала.

-Даже две. «Мой отец был мужик, меня ничему не учил, только бил» и «Я встаю в пятом часу утра, работаю с утра до вечера, у меня всегда есть деньги, свои и чужие…».

- Да, пьеса цитатная. Когда я первый раз ее смотрела, мне казалось, вы так этой девочкой увлеклись. А на втором просмотре кажется, что она вами увлеклась больше. Вас возмущает, что Зубник врет, врет в глаза, и вам уже нет дела до этой девочки…

- На самом деле Дегену есть до нее дело. Но у него любовница и жена. И будет лучше, для девочки в первую очередь, если она будет не с ним. И надо расстаться с ней как можно скорей. Если б он думал только о себе, он мог бы с ней еще тусоваться сколько угодно. А у Дегена порыв благородства, всепрощения. Он прощает Славу Зубника, долг за квартиру отдает.

- У Свидригайлова тоже благородные порывы вышли на первый план? Вы потрясли всех своей трактовкой не самого приятного, мягко говоря, персонажа «Преступления и наказания».

- Но и в романе он показан в тот момент, когда совершает, в основном, добрые поступки.

-«Отмывается»?

- Даже если у него какое-то преступление есть на душе или он считает себя виновником, теперь он только всем отдает. Отдал деньги Софье Семеновне, невесте привез деньги - 15 тысяч серебром, простился и ушел. Намеки, что он явился причиной смерти Марфы Петровны, скорей всего, верны. Что-то в нем есть нехорошее, но, с другой стороны, это глубокий русский характер.

-Вы же показываете его в момент истины, когда он знает, что осталось ему жить всего ничего.

- Он решился на самоубийство, но еще не окончательно. И говорит, что собирается предпринять «вояж». Идет последний круг. Тут Высоцкий со своей страстью и силой обозначил эмоциональную планку (музыкальное сопровождение мизансцены). Куда ты должен выпрыгнуть или хотя бы попытаться допрыгнуть. Говорят же, что «духи на нашей стороне».

-Никогда не бывало «на театре», да и на экране, любовных сцен с Дуней. А тут такие страсти кипят!

- Авдотья Романовна тоже его любит, поэтому она от него и бежит. Иначе это не имеет смысла. Свидригайлов понимает, что ничего у них не получится. Она знает, что он знает, что она его любит. Но никогда не позволит себе ничего. Такой характер! Дуня стремится к идеалу.

Работать над такой ролью было и трудно, и легко. Марина Витальевна так обставляет весь процесс, выстраивает мизансцены, чтобы было удобно. Она привнесла в театр то, что здесь редко удавалось: ткется сценическая ткань из каких-то мельчайших деталей. Вот я зажигалку бросил - это может быть диалог или ответ. Шаги, вздох, в чашечке мешают…

-Да, смотря как мешают…

- … кто-то зажег спичку, задел колокольчик, пролил воду. Все складывается из таких мелких вещей. Чайник – я бью по нему в одной мизансцене. Первоначально были варианты, когда я чайник за носик хватал. По аналогии с «Бесами», где главный герой схватил за нос какого-то старичка. Но потом, особенно когда появился Высоцкий в спектакле, я понял, что нужно ударить по чайнику. По идее, должен ударить Родиона Романовича, но его я не бью.

-Виктор, вы и раньше играли много, ярко, а сейчас - просто взахлеб. Какие роли сами выделяете?

- Я бы вспомнил Беню Крика из рассказов Бабеля, героя бандитской Одессы, его последний монолог, когда его убивают дети. Было интересно играть роль старшины Васкова в инсценировке «А зори здесь тихие», хотя достаточно сложно. Опять же - последний монолог – когда он потерял девчат. Можно вспомнить и Чехова, «Дядю Ваню». Трактовка постановщика Черной была очень похожа на мхатовскую. Если человек хотел воплотиться, то он воплотился. А так – сам виноват в своей судьбе. Надели на моего дядю Ваню какие-то затрапезные джинсы, «невкусный» галстук. Никакой он–де, не гений. Мы же движемся трактовкой режиссера. Можно сказать, что «я мог быть Шопенгауэром» одним тоном, а можно - другим, будто говоришь, что на шкафчике у тебя нарисован грибок или мячик.

– Да, это была не самая интересная трактовка Чехова. Но мне показалось, что дядя Ваня – ваша роль.

-Если б я не столкнулся с этой ролью, то, может, не было бы Свидригайлова. Это большая, очень крупная роль, такого объема, когда ты хочешь ее заполнить и не достаешь дна. Или помещик Лыняев, которого я сыграл в Островском. Этот получился симпатягой. У нас его образ решался, что он очень быстрый: с крестьянами сено косит, через поле может бежать, искренне чему-то радоваться. И этот спектакль тоже поставила Черная.

-Он явно более удачный, потому и остается в репертуаре театра.

Тут я бросаю взгляд на красавицу на левой стене. Доходит очередь и до нее.

-Виктор, почему вы все же не бежали из театра во времена актерского «безролья», как побежали многие? Уж вы могли и дальше, к жене побежать.

-Ну, мне всегда ролей хватало. А времена не выбирают. Я изначально не хотел в Америку. Не лежала душа. Посмотреть на нее – другое дело.

- А может, потому, что у вас есть внутренне сходство со своими последними, слишком русскими героями?

-Сходство было изначально. И совпадений много. Мой герой Свидригайлов несколько раз говорит про Америку. Поезжайте туда, мол, Родион Романович. Там убивают запросто. И если меня будут спрашивать, скажите, что я в Америку поехал. Да, интересная получилась роль. А сейчас мы как бы другой веревкой связаны с режиссером Глуховской - чтобы «Гамлета» поднять.

- Тут целый канат нужен, чтобы его осилить. Слышала, что вы играете в новой постановке две роли – и отца Гамлета, и Клавдия. Режиссер сразу видела вас в них?

- У нас они почти близнецы. Да, Клавдий завидовал брату. Но если допустить, что тот просто на 15 минут раньше родился… Он мог быть таким же королем. Оба они те еще «крендели». Отец Гамлета был завоеватель. Сколько он армий положил, чтобы завоевать другие державы! Очень не просто играть первые сцены. Только-только призрак исчез - и сразу появляется Клавдий. Они по-разному себя ощущают, находятся в совершенно разных эмоциональных состояниях. Как сыграть дух человека, которого убили, который многое не успел и только сейчас прозрел, понял, как его мало любили, как он мало сделал для страны? Прийти и все это повесить на сына – это с какого же градуса надо начать пьесу? «Настал тот час // Когда я должен пламени геенны //Предать себя на муку…». Пока мы только ищем состояние, в каком он должен находиться.

- Вы с самого начала боитесь Гамлета, когда вы - Клавдий? Просите его «не ездить в Виттенберг», чтобы получше за ним приглядывать?

- Я не боюсь его как соперника. Он изначально легко отдает власть. Хотя должен бы наследовать трон после отца. Сам не хочет. У него другие устремления внутренние. Скажем так, он не король. И у меня не получается, что я прямо вот сильно с ним борюсь. Для меня сейчас главное – удержать государство. И первое время я на него обращаю внимание только как на сына любимой женщины. Я жду каких-то послов, а тут ко мне приходят и говорят, что Гамлет делает то-то и то-то. Я сейчас не могу им заниматься, пусть его друзья что-нибудь разузнают. Не такая уж великая для меня опасность Гамлет. Есть более важные вещи: пойдут ли войска, скажем, через Саратов или лучше пускай через Пугачев. Принц становится опасен только после спектакля-разоблачения. До этой минуты тайна Клавдия – тайна только его одного.

- Ваш нынешний звездный час в театре: Островский–Чехов-Достоевский-Шекспир - не состоялся бы без ваших учителей. У кого учились мастерству актера?

- Мой первый педагог курса - Александр Григорьевич Галко. Это был 1984 год. Я отучился год в консерватории, ушел в армию, на второй курс уже попал к Римме Ивановне Беляковой. И сразу по окончании пришел к Дзекуну в драму. А в Саратов я когда-то приехал из Ершова. Когда еще я учился в школе, меня отправили на литературный слет на теплоходе «Николай Щорс». Мы плыли от Саратова до Астрахани и назад. На теплоходе проходили разные конкурсы. Когда я читал поэтические произведения и пел, впервые почувствовал что-то необычное. Как бы «зов сцены». Мы заняли третье место. А может, было так... Играешь на гитаре: улица, ночь, снег, что-то девчонкам рассказываешь. Они - «ну, ты артист!» Это западает в душу. Ну а если совсем серьезно, я рано задумался о том, где могу проявиться полнее. Я ведь рисовал, занимался борьбой и много еще чем занимался.

- И на гитаре играл, и сочинял, очевидно. Слет-то литературный был. В спектаклях попеть-поиграть на гитаре удавалось?

Пора браться за последнее «ружье», которое мы с самого начала заметили в гримерке актера.

- Попел все-таки. В спектакле «Тайбеле и ее демоны» мы играли ребе и служек, которые пришли изгонять духов. Трактовку образов Александр Иванович Дзекун дал нам очень простую: мы должны быть радостные. Потому что если есть дьявол, то значит, и Бог есть. Там, где у Зингера была проза, мы взяли и переделали в песню: «Чудо случилось, чудо,//Все местечко только об этом и шумит, чудо…» - Виктор неожиданно переходит на пение и заодно, очень смешно пропевает всю «передовицу» нашего журнала.

Кстати, благодаря песне я получил первую роль. На репетиции «Брата Чичикова» Дзекуну сказали, что я могу спеть одну песню. Я вышел и очень нагло спел другой мотив. Дзекуну понравилось, он дал мне роль. Автор пьесы Нина Садур вообще сказала: « Я хочу видеть этого мальчика, с моего детства никто так эту песню не исполнял». Получилось удачно, я ее пел дважды. Гоголь в финале сжигает второй том «Мертвых душ». Мой персонаж шел босой, с гитарой за спиной и пел, - Виктор снова роскошно показывает песню, мгновенно входя в образ. « Ой, да расскажи, расскажи, бродяга, чей ты родом? – и переходит к «ретро». – Мне тебя сравнить бы надо с первою красавицей…».

Дзекун любил эксперименты, и даже в странной, метафизической «Свадьбе с незнакомцем» герой Мамонов пел. Литературный дар актера тоже не пропал всуе. Пишет остроумные сценарии к капустникам, корпоративным вечеринкам. Написал два варианта иронической сказки «Колобок» для спектакля «Немного о лете» – прозаический и поэтический. Даже не знаю, какой лучше. Во вдохновенном исполнении автора оба хороши. Виктор Мамонов - актер больших страстей и больших возможностей, неожиданных поворотов, точных психологических ракурсов. Хорошо, что он у нас есть.

Ирина Крайнова

Рампа

ноябрь 2009