Пресса

Пресса


Дмитрий Крылов: «Да будет свет!»

Приходя в театр на спектакль, мы редко задумываемся о том, что происходит в небольшой таинственной каморке в самом конце зрительного зала. Там, за последним рядом, в скрытом от глаз пространстве творятся иногда настоящие чудеса. Кто-то невидимый включает софиты, и черная коробка сцены вдруг озаряется светом. Он играет свою, подчас незаметную роль, создавая на сцене то настроение, без которого самые красивые слова оставались бы всего лишь словами… Кто же стоит за этим художественным светопреставлением? Дмитрий Крылов – художник по свету, проработавший в театре драмы без малого тридцать лет, в честь своего 50-летнего юбилея решил, наконец, выйти из сумрака и рассказать «Взгляду» об особенностях своего таинственного ремесла…

– Дмитрий Юрьевич, мы, зрители, воспринимаем свет как составную часть спектакля и редко задумываемся о том, как он создается…

– У каждой постановки есть своя световая партитура. Она создается в процессе репетиций поэтапно, по ступенечкам. Для начала мы находим два-три приема, из которых потом складывается мозаика. То, что зрители не замечают свет, – это скорее комплимент. В театре свет не должен быть слишком выпуклым. Он должен быть составной частью действия. Бывают моменты, когда свет должен солировать, но редко и в меру.

– Свет в театре – дело техники или искусство?

– Для меня, как для художника, свет – это не просто средство освещения пространства. Я воспринимаю его как одну из древнейших мистерий, которая способна влиять на наше эмоциональное состояние. «И сказал Бог: да будет свет!»… И хотя приемы театрального освещения во многом идут из живописи, говорить о свете как об искусстве в репертуарном театре довольно сложно. Во многом это конвейер, и времени порой не хватает, чтобы успеть реализовать все идеи. Наверно, это и невозможно при таком количестве постановок…

– От кого обычно исходит инициатива, от вас или от режиссера?

– Когда я работал с Дзекуном (Александр Дзекун – режисер, руководил саратовским театром Драмы с 1974 г. по 1977 г. – Авт.), инициатива исходила от него. У него всегда хватало времени на то, чтобы очень кропотливо заниматься светом. Он мог бесконечно гонять световые переходы (переход от одной световой картины к другой – Авт.). Артисты один такой переход могли по часу репетировать. Дзекун добивался, чтобы свет был спаян со спектаклем в единое целое.  К сожалению, сегодня мало кто из режиссеров владеет сценическим светом. Если приезжает человек, который может четко сформулировать задачу, я охотно иду за ним. Если нет, делаю все сам.

– При выборе освещения от чего обычно отталкиваетесь? Достаточно ли просто грамотно расставить лампочки или нужна концепция?

– Я не могу светить, пока не видел действия. Я должен прежде понять смысл спектакля, его настроение. Многое зависит от художника, какую цветовую гамму он задаст спектаклю, таким будет и освещение. Мы реализуем среду обитания артистов, и здесь надо не просто следовать времени суток – вечер, утро или яркий день. Мы должны отразить внутреннее состояние – если помрачнело внутри, это надо показать с помощью света.

– Есть у вас какие-то эксклюзивные фишки – то, что умеете делать только вы?

– У Дзекуна была своя фишка. Он считал, что свет всегда должен идти из глубины сцены навстречу зрителю. Это создавало философскую глубину для его спектаклей. В целом не всегда можно четко проанализировать тот или иной прием. Каждый световой луч тянет за собой глаз, тянет внимание и создает другое пространство. А если луч солирует на сцене, то за ним перетекает и пространство. Обожаю, когда в спектакле загорается спичка или свеча. Среди искусственного освещения вдруг появляется живой свет. Это очень красиво.

ТЕАТР – НЕ ШОУ-БИЗНЕС

– Как вы попали в театр и где в Саратове учат на художников по свету?

– Нигде не учат. Это вообще редкая профессия. Одна студия на всю страну при МХАте и два-три техникума, где читают одну электротехнику. Почти все, что я умею в профессии, это школа Дзекуна. Он, в общем-то, и создавал меня – терпеливо, в течение более пятнадцати лет. При нем я и пришел в театр. Моя специальность была далека от театральной, я учился в политехе на факультете электронной техники и приборостроения. Но у меня рос маленький сын, надо было деньги домой приносить, и я устроился подрабатывать осветителем и как-то незаметно прирос к театру. Потом я окончил учебу, а здесь в то время был кадровый вакуум, начальника цеха не было, и меня назначили на эту должность.

– Если спектакль проваливается или, наоборот, имеет грандиозный успех, вы принимаете это на свой счет?

– Для меня важно, насколько я смог реализовать режиссерскую задачу. Но мои амбиции с судьбой спектакля не всегда совпадают. Например, в «Роберто Зукко» я много реализовал в плане света, но спектакль не пользовался успехом, к сожалению. «Условные единицы», последняя премьера театра, оказалась успешной. Это один из первых спектаклей, который построен на новом типе освещения. Сегодня в моде новая светодиодная техника, которая к тому же затрачивает меньше электроэнергии и сама создает цвет (раньше приборы надо было заряжать цветными стеклами). Целый сезон мы одевали площадку новыми фонарями, и «Условные единицы» подытожили этот проект.  «Гамлет», к примеру, совершенно иной. Он больше в традиции, но в нем на сцене присутствуют динамические роботы. Я их очень осторожно использую в спектаклях, потому что это все-таки от шоу-бизнеса. А шоу-бизнес отличается как раз тем, что свет там работает во многом автономно от действия и даже вопреки ему. Смысл от этого часто теряется.

– Большая сцена от Малой в плане освещения сильно отличается?

– Малая сцена слишком широкая, трудно создать ощущение глубины. Но там есть и своя мистерия. Световые источники приближены к зрителю, их невозможно спрятать. Видно, какой фонарь включился и откуда пошел луч. Свет как бы «играет» вместе с артистами. Отсюда другое, более камерное восприятие, как в телестудии. На Большой сцене этого редко удается добиться.

– Мировая индустрия предлагает множество новинок в плане света. Удается ли нашему театру за ними угнаться?

– А есть ли смысл гнаться? Для меня академический театр – это все-таки традиция. Успевать заметить, оценить, понять, для чего инструмент придуман и как он работает, конечно, необходимо. Но даже в этом случае мы не всегда можем эту новинку приобрести, особенно сейчас, в кризис. В 2004-м у нас закончилась реконструкция театра, мы поменяли свет, звук – словом, выросли в плане техники на порядок. А до этого работали на совсем стареньком пульте. Но и это новое оборудование сегодня быстро устаревает. В свое время у Марка Захарова (худрук Ленкома – Авт.) художник по свету переодевал площадку каждый год, них была такая возможность. И у них всегда было все самое свежее и новое. Не знаю, есть ли в этом смысл. Представьте органиста, каждый год играющего на новом органе…

– Вы относитесь к своим инструментам, как музыкант как органу?

– Я в этом смысле старомодный и считаю, что если относиться иначе, то все это перейдет ближе к моде, коммерции, к шоу. А это уже совсем другая песня.

ГЛАВНАЯ ФИШКА – ПЫЛЬ С ПОДСВЕТКОЙ

– В свое время вы ездили во Францию вместе с Антоном Кузнецовым. У них в плане света, наверно, все куда более грандиозно?

– Там все как в сказке. Одним проектом они могут заниматься и три месяца, и полгода. И под этот проект они полностью заряжают площадку и работают, пока зритель ходит и покупает билеты. Потом все разбирают и работают следующую постановку. Уровень техники нестерпимо высокий. Система подъемных механизмов начинается от заднего ряда зрительного зала и заканчивается в глубине сцены. В любом месте можно повесить прибор и его обслужить. Для каждого проводочка есть свой манжетик, все расписано, маркировано и безопасно. Мы же наши софиты хорошо если раз в пять лет переодеваем… Вообще с техникой важно не переборщить. Я видел интересный пример английского театра, он выступал в Москве на Таганке. Там свет запускается автоматически, на сцене висят часы, и артисты, как спортсмены, выскакивают из кулис и точно по секундам произносят свои реплики. Это уже не искусство, а шарманка: включили, она крутится…

– А световые курьезы во время спектаклей были?

– Мой любимый курьез, когда артисту говорят войти в свет, а он наступает на прибор. Это в основном студенты – мастера всегда прекрасно чувствуют световой поток. Особую роль у нас в театре играет… пыль. Бывает, что после бурного танца она так начинает клубиться в световых лучах, что не увидеть ее невозможно.

– Вас как профессионала свет наверняка интересует не только в театральном, но и в бытовом проявлении. Вы обращаете внимание на то, как, к примеру, освещен наш город?

– Европа гордится своими голографическими шоу, которые устраивают на площадях. В Саратове, не знаю, доживем ли мы до такого. Радостно, когда на здании появляется дополнительный свет и это сделано грамотно. Порадовало, когда на проспекте поставили новые фонари. Удалось создать атмосферу старого провинциального города. Саратову нужна общая концепция освещения. Тогда возникнет гармония. У нас же здания подсвечивают исходя из своих собственных представлений. Или ограничиваются старыми приемами вроде световых гирлянд…  Я видел, как освещен театр в Сибири. Там снаружи сделали отдельную систему освещения, которая меняет цвет. Театр все время разный – в будни один, в праздники другой. Вот это настоящий подход к освещению. У нас театр, к сожалению, снаружи не освещен. Спасает стеклянный второй этаж и люстры – с улицы это выглядит неплохо. О подсветке самого здания пока никто не думал – это сумасшедшие деньги...

– Эмоциональной усталости от света не испытываете? Бывают моменты, когда хочется побыть в темноте?

– Я терпеть не могу театрализации быта, поэтому дома у меня нет никаких световых наворотов. Есть усталость от чрезмерной контрастности, глазам хочется отдохнуть. Обычной люстры или настольной лампы для дома вполне достаточно.

23 июля 2009

Елена БАЛАЯН

Взгляд


Возврат к списку