Неотвратимость любви

-- Григорий Анисимович, Алиса была вашей студенткой. История вашей любви начиналась как запретная, поскольку такого рода взаимоотношения по понятным причинам не приветствуются. Как же вас угораздило?

Аредаков. Что тут скажешь? - тяжелейшая это история вообще – чувство между учителем и учениками. Дело в том, что если ты студентов не полюбишь, то тебе нечего этим делом в принципе заниматься, а уж на театральном факультете – тем более. Ничего не выйдет, если режиссер не полюбит артистов, а партнер - партнершу на сцене. Никогда артисты не сыграют любовь, если в жизни они друг друга ненавидят, в этом нет ничего предосудительного и страшного. Любовь существует разная, в разных проявлениях, и запретной становится, только если начинаются личные отношения. В принципе никаких любовных отношений у учителя и ученика быть не должно. При советской власти это тем более осуждалось.

Мужчина, во всяком случае, - я - всю свою жизнь только отзывался на призывный взгляд женщины. Если она смотрит на меня как-то или мне кажется, что она на меня смотрит, то у меня возникает интерес. С Алисой все было просто до безобразия и невозможности. Как только первый раз я мельком ее увидел, то нехорошее предчувствие меня посетило, успел подумать: господи, вот тут я погорю. У девушек есть такой особенный взгляд, который называется: где же он? Вот такой ее полувзгляд я перехватил случайно и запомнил на долгое время. Не обязательно ведь он заканчивается романтическими отношениями. Я хорошо помню, например, как Эля Варыгина, будущая артистка Данилина, восьмиклассницей заглянула с подружкой в кабинет, где я репетировал в школьной самодеятельности с десятиклассниками «Свадьбу» Чехова. Ее я тоже запомнил, но никаких лирических историй у нас не было, и мыслей таких не было, ни у меня, ни у нее. А с Алисой я сразу почувствовал, что тут отношения будут надолго: то ли все соки она из меня выжмет, то ли еще чего. Насчет того, когда именно искра между нами пробежала, мы сходимся, а вот по поводу места первого поцелуя есть разночтения. Во всяком случае, я сразу понял и до сих пор уверен, что Алиса обладает определенным талантом актерским, явно драматическим, что она живет в мире высоких мечтаний.

-- Неужели пребывание в мире высоких мечтаний может привлечь мужчину? Аредаков. Нет, скорее испугать. Вообще развитие наших отношений меня пугало, что там говорить. У меня ведь все было в порядке: семья, я любил жену, росло двое детей, а с детства я был глубоко уверен, что женюсь один раз в жизни и навсегда - это была заложенная доминанта, и если бы не Алиса и цепь довольно странных обстоятельств, я бы так и жил себе спокойно.

-- Что за цепь? Что-то подталкивало друг к другу?

Аредаков. Многое подталкивало. Уж не буду говорить о кризисе среднего возраста, который во многом подталкивает мужчин на романтические встречи. Рассуждать об этом глупо, это слишком хорошо многим известно. Если бы Алиса не присутствовала при нашем разговоре, я бы сказал, что она сама подталкивала. Женщина – наверное, с детства женщина, а тут еще случай помог: так случилось однажды, что ей негде ночевать было, и она пришла к нам в дом. То есть можно сказать, что как змеюка вползла, конечно. Моя первая жена так до сих пор и считает.

-- В пору юности ранней взрослые дяденьки чаще выпадают из поля зрения, их как-то не очень и видно, и как потенциального возлюбленного педагога все-таки не часто приходится воспринимать. Откуда в тебе эта смелость?

Алиса. Я очень хорошо помню момент, когда он впервые вошел в нашу училищную аудиторию. Помню костюм, который на нем был. Он сделал шаг, порог переступил только, а со мною сразу что-то сотворилось. Я только на него и хотела смотреть все время. Прямо физическая какая-то зависимость. Меня энергия его накрывала, тембр голоса даже – все меня волновало, со мной что-то произошло. После занятий мы обычно всем курсом ходили провожать его до дома на улице Пушкина, говорили о театре, народ постепенно расходился, а я оставалась еще побеседовать, а потом уже он шел меня провожать. Так потом родным совсем стал.

-- Публика не хочет верить в то, что юная девушка, связывающая свою жизнь с человеком много старше, имеющим профессиональный авторитет и положение в театре, действует совершенно бескорыстно.

Аредаков. Может, правильно делает?

-- Алиса, можешь привести неоспоримое доказательство своей нерасчетливости?

Алиса. Нет, не могу. Как это доказать? Не знаю. Я очень ревновала Григория к жене. Очень. Всех его регалий для меня просто не существовало. А вот жена существовала. Он говорил: Алиса, у нас ничего не получится, мы не поженимся, мы не сможем быть вместе – детям мало лет. И только спустя довольно много лет потом: подожди, будет им хоть по шестнадцать и восемнадцать, тогда возможно, будем жить вдвоем, рядом. А мне все время хотелось быть с ним рядом, никогда не расставаться.

-- Есть в твоем чувстве что-то от дочернего отношения к отцу?

Алиса. Есть наверняка. В нем столько всего намешано. Мне всегда хотелось и любви, и защиты, конечно, и зрелого человека рядом, но когда мы были вместе, я ни о чем таком не думала. Мне было просто хорошо.

-- А для вас возрастной барьер существовал, или вам в основном льстило, что молодая влюбленная подруга рядом?

Аредаков. Люди смотрят на отношение двоих – мужчины и женщины – с внешней стороны, и очень редко знают, что действительно между ними происходит. Банальная ситуация – взрослый мужчина и юная девушка – повторяется регулярно. Интрижки, романчики – у кого их не было? Тут важно, чем это заканчивается. И что было со мной, когда после окончания училища она уехала в Питер, и мы десять лет жили в разлуке.

Алиса. Пять.

Аредаков. Всего пять? Ну, вот видишь, а мне показалось – сто. Наши отношения тогда больше поддерживались письмами и телефонными звонками, чем личными встречами. Я бы так и продолжал любить ее на расстоянии, следить за ее успехами, желать ей удачного замужества, тем более что ей интересные предложения в этом смысле поступали.

-- Итак, она работала в Питере, снималась в кино, репетировала, между прочим, не что-нибудь, а Офелию в Александринке. Когда вы позвали ее в Саратов, вы понимали, что всего этого ее лишаете?

Аредаков. Понимал. Как понимал и то, что одна она там жить не сможет. Пропадет, если ей будет не на кого опереться. Из семьи я к тому времени уже ушел. Все было слишком сложно – наша история не для глянцевого журнала.

Алиса. Я репетировала тогда в «Гамлете». Он позвонил внезапно часов в 11 утра и сказал: если хочешь, приезжай. Я в секунду все решила. Повесила трубку, собрала вещи и пошла в театр, увольняться. На меня, конечно, смотрели как на сумасшедшую – кто же это уходит, репетируя главную роль в Шекспире, а я была совершенно счастлива. Григорий сказал только: купи чемодан.

Аредаков. В столичные театры тогда приходили поезда с материальной помощью, можно было купить шубы, джинсы, и у нее к тому времени появился какой-никакой гардероб – так что чемодан был нужен.

Алиса. Я взяла с собою весь гонорар за фильм «Соблазн» - по тем временам большие деньги, роль была главная, так у меня его по дороге на вокзал в троллейбусе, в давке, из саквояжа вытащили. Весь.

Аредаков. Но это не очень расстроило, ни ее, ни меня.

-- Расплата, значит, настигла.

Аредаков. Расплата существует, естественно. За уход из семьи мужчина расплачивается. Так и живешь в вине. Сначала – чувство вины из-за того, что девушке оказал знаки внимания и увел с пути истинного. Потом – чувство вины перед женою и детьми. Пытаешься исправить ситуацию, но это очень трудно, и нужно много времени, чтобы все боли всех преобразовались в человеческие взаимоотношения. Те, кто собирается уходить из семьи, пусть знают, что мучиться придется до конца. Может, есть люди, которые способны зачеркнуть прошлое, сделать вид, что его не было? Но это означает только то, что и первый раз не по любви женились.

Алиса. После окончания училища я очень хотела остаться в театре драмы – у Дзекуна и с Гришей! Но меня пригласили в кино. Он посоветовал меня знакомой ассистентке по артистам, был счастлив и кричал: продал я тебя, продал!! А для меня это была трагедия.

-- В вашем ликовании был привкус освобождения?

Аредаков. В моем ликовании было желание того, чтобы актерскую свою карьеру она начала с хорошего трамплина. В те времена кино было таким трамплином, тем более в Питере – городе, где Алиса родилась.

-- Вы ушли из семьи, что называется, в чем были, оставив все, и поселились в театральном общежитии.

Аредаков. Сначала я жил у сестры Тани, потом снимал домик частный, а уже потом мы поселились здесь.

-- Вас не задевает это до сих пор общежитское существование, все-таки вы народный артист и худрук академического театра?

Аредаков. Оно меня задевает в том смысле, что когда я отправлюсь в труппу Константина Сергеевича Станиславского, Алиса останется здесь одна. А сам этот домик мне безумно дорог: когда мы с родителями приехали в Саратов в 1958 году, то поселились в нем. В нашей квартире тени бродят: Андрей Германович Василевский, Дмитрий Александрович Лядов, Куличенко, Дворжецкие здесь жили, Алисова Нина Ульяновна – множество людей прошли через эти стены. Это как деревенский дом, куда всегда хочется вернуться. Даже деревья все вокруг на моей памяти выросли. Поэтому никакого дискомфорта я не испытываю. Мы с Алисой в этом очень похожи. После первого семейного опыта я понял две вещи: не нужно пытаться перевоспитывать женщину, и нужно предъявлять ей как можно меньше претензий. Вот и у Алисы ко мне никаких претензий в бытовом плане нет. Как я соберусь что-нибудь по дому сделать, она мне сразу говорит: ой, Гриша, да ладно, не надо. Меня это тоже очень устраивает.

-- Что самое главное нужно было преодолеть, чтобы остаться вместе?

Аредаков. Да ничего. Из семьи я к тому времени, повторюсь, уже ушел. Преодолеть отношение людей? Косые взгляды? Совершенно мне было наплевать. Абсолютно. Сопротивление чье-то, любопытство? Не обращал внимания. Материальные трудности? Алиса тут совсем не требовательна.

Алиса. Практически ничего не пришлось преодолевать, кроме того, конечно, что я прощалась с городом. Все мои близкие друзья остались в Петербурге. С ними тоже пришлось прощаться.

-- Были периоды в жизни театра, когда Алиса была занята мало, очень мало. Вы когда-нибудь использовали свое положение, чтобы жена больше играла?

Аредаков. Нет. Нет. Когда выпускался этот курс, Дзекун ждал, что я буду устраивать своих студентов в театр, ходить и просить за них, убеждать, уговаривать. А я считал, что путь артиста в театр должен быть другим.

-- Но не кажется ли вам, что стремление мужчины продвигать свою женщину, даже когда приобретает совсем наглый или комический оттенок, все равно является проявлением любви?

Аредаков. Я не очень удобен тем людям, которых люблю. Меня Валентина Александровна Ермакова, царствие ей небесное, все время пилила: почему ты ничего не делаешь, чтобы Алисе давали больше ролей? Она заслуживает и так далее. Не знаю, почему я не мог. Воспитание это или что-то иное. Стыдно перед другими актерами. В нашем деле, убежден, должны быть изначально равные условия для всех. Артист должен быть востребован, прежде всего, режиссером. Менять этого правила нельзя. Нельзя навязывать артиста режиссеру, ничего из этого не выйдет хорошего. Хотя Алиса сама попросила у Дзекуна сыграть Машу в «Чайке».

-- Но это совершенно естественный для артиста поступок, по-моему, - заявить о своем желании сыграть какую-то роль, а уж там, что режиссер даст. Алиса, а ты воспринимаешь свое положение жены худрука как роль, которой надо соответствовать?

Алиса. Это, наверное, очень плохо, но нет. Конечно, нет. Я просто не понимаю, что это меняет. Что нужно делать? Как-то одеваться по-другому? Или вести себя? Ну, смешно же, правда? Во мне это не живет. Потребности такой во мне совершенно нет. Если я хотела сыграть Машу чеховскую, то шла не к Григорию, а сразу к режиссеру.

-- Театральное слово «партнер» сейчас все активнее входит в любовный обиход, заменяя «возлюбленного» или даже «любовника». А вы партнеры по жизни?

Аредаков. Партнер – это все-таки на время. На время репетиций. Или спектакля. В партнерстве есть что-то деловое. Даже если это сексуальный партнер. Все равно объединяет один временный интерес. И скорее на логическом и разумном уровне. А наши отношения с логической точки зрения совершенно ненормальны.

-- А вы бы могли заключить брачный контракт?

Аредаков. Бюджетникам, по-моему, нет смысла заключать брачные контракты. Непонятно, что делить.

-- А творчество способствует усилению любовного чувства или истощает его?

Алиса. Когда работаешь, не остается совершенно ничего. У меня в это самое творчество уходит буквально все. Зато потом.… Но я всегда знаю, что в творчестве у него все будет хорошо – это же мой Гриша!

Аредаков. Мы люди одной профессии и живем в придуманном мире. Большую часть жизни своей мы все равно проводим в мыслях и вымыслах – на сцене ли, на репетиции. Мы живем в другом, гораздо более счастливом мире, непрактичном, небытовом. Мне это доставляет большое удовольствие. И Алисе это доставляет большое удовольствие.

-- А как бы вы ответили на вопрос, что такое семья?

Алиса. Это два родных человека. Моя семья – это Григорий Анисимович. Я стараюсь, чтобы ему было со мной хорошо. Наверное, из меня не получилась настоящая хозяйка, чтобы с первым, вторым и третьим на обед. Я старалась и стараюсь, но в природе моей этого нет. А Гриша меня прощает, и я понимаю, что семья – это и прощение тоже. И готовность принять другого человека таким, каков он есть. И постоянное желание быть вместе.

Аредаков. Я воспринимаю это понятие более расширительно. Семья для меня – это все мои родственники. Это мои сыновья, и моя сестра, и моя предыдущая жена входит в это понятие, и Алиса – один из главных членов моей семьи. А главный тот, кому сейчас похуже. Захворал внук Егорка - он главный. Возникли проблемы у сына Федора – он. Если бы Алиса всю мою семью не приняла и не полюбила, мы бы с ней жить не смогли. Может, она слишком умна и молчит про свое настоящее отношение, но я-то уверен, что воспринимает их как родных.

Алиса. Через многое нужно было пройти нам всем, через сложности и неприятные моменты, мы притирались довольно долго. Зато теперь нам интересно вместе, мы стараемся помогать друг другу, быть одной семьей.

-- Григорий Анисимович, вот Алиса – женщина как бы это правильно сказать, - очень оригинальная. Все у нее свое – интонация, облик, привычки, манера поведения. И вы ее в этом смысле не приручили и не приучили. Какая была, такая и осталась. Удивительное, между прочим, дело.

Аредаков. Я и не пытался. В юности она была для меня совершенно как открытая книга. Я знал все ее недостатки и особенности уже тогда. А оригинальность Алисы привлекала меня, как в творчестве, так и в жизни. Она не была для меня неожиданностью, скорее - одной из составляющих моей влюбленности. Переделывать или менять человека – труд бесполезный, а, может, и вредный. Я тоже всю жизнь вещи бросаю, куда попало. Ничего, она же терпит.

-- Как в песне поется: почистил зубы – закрой, блин, тюбик.

-- Вот-вот, я ее, кстати, как-то один раз попросил, чтобы она, когда посуду помоет, Fairy закрывала. Раздражает меня, когда бутылочка открытая стоит. Так она, вот смотри, - закрыта! Все в порядке. И ей нетрудно, и мне хорошо. Из этих вовремя закрытых тюбиков семейная жизнь и состоит.

Ольга Харитонова